Когда в начале нулевых я не без удивления, как жизнь на Марсе, обнаружила существование рунета, первое, что я стала делать… ну вот догадайтесь с одного раза. Правильно, я набрала в поисковике своё имя. А второе, что я стала делать, я стала набирать в поисковике имена самых разных людей из прошлой жизни, которых хотела найти. Со временем найти удалось практически всех: с кем-то выйти на связь, за кем-то просто понаблюдать издалека, то отплёвываясь, то восхищаясь, то понимая, то не понимая.
И все эти годы я не переставала набирать в поисковике одно имя, и все эти годы – безрезультатно. Но я всё равно продолжала с маниакальной упёртостью забивать это имя в строку поиска. Из года в год. Все эти годы. И все эти годы нигде не могла найти никаких следов, ни одного упоминания имени в сети. На фоне многотысячных поисковых выбросов сонма имён, о которых, скорей всего, забудут, как только обозначаемых ими людей не станет, отсутствие имени этого человека пугало, как зияющая бездна, и приводило в отчаяние.
А сама я никак не могла восполнить этот пробел. Даже парой строчек, которые словил бы и сохранил в своём кэше великий Гугл, не могла я внести свои пять копеек, чтобы имя окончательно не кануло в небытие: я ничего о нём не знала, об этом человеке. Я вообще не уверена, видела ли я его когда-нибудь. Даже если мои глаза и были открыты, они, скорей всего, ничего в тот момент не видели. Потому что мне было шесть месяцев и я умирала. Меня выписали из больницы и отдали маме, чтобы она отнесла меня умирать домой. Мама рассказывала, что я была синяя и уже почти мёртвая и меня уже никто не лечил, потому что уже – всё... И тогда кто-то дал ей адрес одного старенького "дореволюционного" доктора… а дальше – всё в точности как написано в этом самом прекрасном из всех, которые только могут быть, tribute, который – да! я нашла, нашла, нашла!
Совсем недавно я нашла это единственное на сегодняшний день упоминание имени, которое впервые услышала от мамы в раннем детстве, когда у неё неожиданно иссяк запас сказок, а в тарелке ещё оставалась каша.
Потом это имя звучало в нашей семье ещё не раз: мама хорошая рассказчица, особенно, когда в процессе можно сделать наполненные ужасом глаза, а потом выдать эффектный хеппи-энд.
Не знаю, говорит ли это обо мне как об истеричке, но я плакала навзрыд, когда прочитала воспоминания Мирона Рейделя. А потом ещё несколько дней подряд – всё так же, навзрыд, каждый раз, когда перечитывала, а перечитывала бесконечно.
И вот теперь я завершила свой многолетний, практически длиной в жизнь, путь к этому имени. Бывает так, что люди всю жизнь ищут чью-то очень важную для них могилу, чтобы припасть к надгробию как к неоспоримому свидетельству смерти. А я всю жизнь искала имя, потому что для меня его носитель жив, и мне очень важно было найти неоспоримое свидетельство тому, что он жив. И я нашла. И припала: Виткин-Святский, Михаил Львович.
Спасибо,
Мирон РейдельЗЕРКАЛА ЗАДНЕГО ВИДА
"…Первый раз в школу пошёл сразу во второй класс, до этого же дома никаких разговоров о школе не велось. Много болел разными болячками, с диагнозами менялся и режим, чаще на постельный, иногда менялись и врачи, менялась диета, менялись лекарства – пилюли, порошки, микстуры. Ныне дети и представления не имеют о горьком порошке, который сыпят на высунутый язык трижды в день или льют в рот кисло-горько-сладкую микстуру, разжимая ручкой ложки твои стиснутые зубы…Сейчас пишу, оглядываясь на воспоминания мамы. Сам смутно что помню, да и был, мама рассказывала, почти в бессознательном состоянии. Симптомы угрожающие, даже летальные. Температура с утра – выше некуда, в моче появилась кровь. Доктор заставлял Лену бегать сдавать анализ уже дважды в день и в каждом кровь увеличивалась. Почему кровь? – На этот вопрос врачи однозначно ответить не могли. До ближайшей специальной больницы в тогдашней «карете скорой помощи», запряжённой парой лошадей. Часа полтора–два тряски по булыжной мостовой. Врачи не решались. Диагноз неопределённый – что-то с почками. А может быть не с почками? Может быть. Тряска категорически опасна. Около моей постели собралось несколько врачей – консилиум. Навезли какую-то аппаратуру, устроили в моей комнате целую лабораторию.
Уговорили приехать известного профессора Сперанского. Его визит и такси должны были оплатить родители, но он, посмотрев анализы, повертев меня, ощупав, денег не взял. Мне давали какие-то гадкие жидкости, заставляли мочиться в разные бутылочки несколько раз в день, тут же делали анализы – они становились всё хуже и хуже.
Врачи были в отчаянии. Даже профессор сказал, что в его многолетней практике сплетение таких труднообъяснимых симптомов первый случай, и он не уверен в диагнозе. По просьбе профессора два врача остались у моей постели на ночь.
Мама рыдала, плакала Лена. Доктора их ко мне не пускали. Вечером пришёл с работы папа, ему тоже не разрешили ко мне подойти…А утром произошло чудо. Так назвали произошедшее не только мама и няня Лена, но даже покемаривший ночь у моей постели доктор Семён Ильич Кон, которого звал дядя Сёма.
В то утро к нам домой в Марьиной Роще по Шереметьевкой улице, напротив старинного православного храма «Нечаянные радости» пришёл с обследованием не православный священник из этого храма, а две сердитые тётки с портфелями, одна ещё в огромных очках, с ними санитарный врач – молодой человек в пенсне, чуть выше среднего роста. Он сразу представился: «Санитарный врач Виткин-Святский, Михаил Львович». А все трое назывались комиссией РОНО.
Комиссию интересовало, почему мальчик уже школьного возраста, зарегистрированный в домовой книге, не зарегистрирован в ближайшей средней школе и не посещает первый класс, как полагается в его возрасте?
– Вы пренебрегаете постановлением об обязательном всеобщем семилетнем образовании, – ткнула в маму пальцем одна тётка.
– Может быть он тайком ходит в еврейскую школу, в хедер? – хитро улыбаясь, спросила другая тётка.
– Никуда он не ходит!.. - заплакала мама. – Мой мальчик тяжело болен.
– Что с ним? – спросил санитарный врач
– Смертельно, – плаксиво вставила Лена, – вместо мочи он писает кровью.
– Что вы говорите !? – испугались тётки.
– Да, малыш очень серьёзно болен, ни о какой школе сегодня и заикаться нельзя, – сказал дядя Сёма. – Я его лечащий врач Семён Ильич Кон, вот взгляните, – протянул он какие-то бумаги санитарному врачу, и тот сразу уткнулся в них. Потом сказал тёткам, что они свободны, могут идти, мальчик, действительно, серьёзно болен, в школу ходить сейчас не сможет…
– Если, вообще, сможет, – пробормотал дядя Сёма.
Сердитые тётки успокоили маму, одна даже поцеловала её, пожелали непременного выздоровления сыночка, попрощались и ушли. Санитарный врач остался.
Вместе с доктором Коном собрали все бумаги- анализы, показания приборов, заключение консилиума, профессора Сперанского – стали обсуждать. Потом о чём-то заспорили. И тут санитарный врач пригласил маму решить его спор с доктором Коном. Едва мама вошла, он ошеломил её:
– Соня (он всегда её так звал и, кажется, был слегка неравнодушен), предлагаю передать вашего сына на лечение мне, – сдержанно, спокойным голосом предложил он. – Полагаю, уже сегодня к вечеру снизить процент крови в моче мальчика.
– Но мы же вас не знаем, – растерялась мама, – вы только санитарный врач…
– Случайно, временно. Я – педиатр, окончил второй МГУ, как лечить вашего парнишку знаю, а мои коллеги, к сожалению, уткнулись в тупик. В медицине так бывает. Вам надо срочно обойти его, доктор Кон, – также не меняя сдержанного тона, посоветовал санитарный врач.
– Если бы знать, с какой стороны и куда пойти потом…
– Строжайшая диета, всю вашу микстуру в уборную, на помойку все порошки
– А чем заменить? – даже, похоже, хихикнул доктор Кон.
– Так я же вот написал, – указал Михаил Львович на исписанную им бумажку.
– Рецепт не на бланке.
– Перепишите на свой.
– Незнаком с такой рецептурой, не уверен в ней, – уклонялся доктор Кон.
– А в своих рецептах уверены? В чём, вообще, вы уверены у постели этого больного мальчика? – санитарный врач даже снял пенсне, вглядываясь в доктора Кона.
Тот, подавленный, прислонился к стене, опустившись по ней на корточки, не свойственно ему пробасил:
– Да не в чём теперь не уверен. Немощны мы, слабы. Природе и Его Величеству, – ткнул он большим пальцем в потолок, – сопротивляться? – Ни Боже мой. Сломают, костей не соберёшь.
– Тогда чем вы рискуете? – присев с ним рядом и обняв за плечи, дружелюбно спросил санитарный врач.
– Абсолютно ничем, – ответил доктор Кон и ещё басистее, как промычал, – по-моему, мальчик обречён, вопрос дней десяти…
– Соня, вы слышали? – распрямившись во весь рост, став даже выше, потрясая пенсне, требовательно громко спросил у мамы Виткин-Святский.
Мама разрыдалась.
В это время пришёл ещё один врач. Он интересовался ходом лечения, следил за ним, активно участвовал в консилиуме, дежурил прошлую ночь. Узнав, в чём проблема, посчитал, что в предложении санитарного врача есть логика и предложил тут же всем вместе поехать за советом к профессору Сперанскому.
В это время возле дома стоял грузовик, только что сгрузивший дрова. Папа договорился с шофером, мама села к нему в кабину, мужчины – залезли в кузов, поехали в поликлинику к Сперанскому…
На другой день утром пузырёк с мочой для анализа был уже явно светлее, а не густо красный. Вот тогда врачи сказали: «Свершилось чудо…»
К вечеру пузырёк стал ещё светлее. И так с каждым анализом – светлее, даже прозрачнее, пока в анализах и следов не находили крови. Но это произошло не скоро. Болел я ещё долго. Долечивал меня и окончательно вылечил уже доктор Михаил Львович Виткин-Святский.
Это имя с несказанной благодарностью и душевной теплотой вспоминаю по сей день. С того первого визита в Марьиной Роще, когда Михаил Львович вырвал меня из лап смерти, родители ещё не раз приглашали доктора к сестре и ко мне, потом уже сам обращался к нему за помощью. Виткин-Святский лечил моих детей. Последний раз был у него дома на приёме со старшим внуком, когда тому было уже лет тринадцать. На прощание распили с доктором лимонной водочки, её он настаивал по своему рецепту…
Человек добрейший, интеллигент насквозь, Виткин-Святский из тех докторов, только одна беседа с которыми действует оздоровительно. До сих пор представляю его только в пенсне, хотя после Марьиной Рощи, по-моему, в пенсне его не видел…"
Полностью вот тут:
https://www.promegalit.ru/public/19242_miron_rejdel_zerkala_zadnego_vida.html
1969ja
"Я сам считаю, что это место хорошо подходит, поскольку рядом находятся как ЦРК, так и памятник Достоевскому. Довлатов - яркий представитель русской культуры, а Достоевский был если не любимым, то одним из самых его любимых писателей. Да и с точки зрения географического расположения место подходящее - туристы могут приезжать и смотреть", - добавил Белобровцев.![[reposted post]](https://www.livejournal.com/img/icon_repost.png?v=20498 "[reposted post]"){kind=icon}
Бесконечный Петербург
